Крик сожженной заживо: о чем поет казанский «Трубадур»

Безмолвствующие фонтаны и  пылающие костры, земные страсти и  потусторонние силы, молитвы монахинь и  песни цыган  — все это можно было увидеть в  театре им.  Джалиля, где казанцам вновь презентовали знаменитого «Трубадура»  — остросюжетную любовную драму. Самый загадочный оперный хит Джузеппе Верди, в  январе отметивший 170-летие со  дня премьеры, предстал на  41-м Шаляпинском фестивале в  постановке американца Ефима Майзеля 2015 года. Опыт экс-ассистента режиссера Метрополитен-оперы показал  — не  все, что звучит в  музыке, стоит визуализировать, а  понятно  — не  всегда означает хорошо. Подробности  — в  материале «БИЗНЕС Online».

Безмолвствующие фонтаны и  пылающие костры, земные страсти и  потусторонние силы, молитвы монахинь и  песни цыган  — все это можно было увидеть в  театре им.  Джалиля, где казанцам вновь презентовали знаменитого «Трубадура» (на фото показ 2017 года) Фото:  art16.ru

Восемь лет назад перед премьерой «Трубадура» в  ТАГТОиБ режиссер из  США  Ефим Майзель рассказывал в  интервью «БИЗНЕС Online», что он  «человек старой-старой школы». Судя по  казанским работам (в  2018 году режиссер поставил в  театре Джалиля еще и  «Набукко»), маэстро из-за океана  — действительно убежденный классик. Но, устав следовать традициям в  провинциальных театрах Санта-Барбары, Окленда, Пало-Альто, в  театре им.  Джалиля, постановщик все  же решился на  эксперимент. Нет, его трубадур «не  поет верх ногами и  не  ходит в  бюстгальтере» (цитата из  того  же интервью). Однако Майзель вмешивается во  внутреннюю драматургию мистической драмы и  превращает ее  в  обычный ужастик с  привкусом мелодрамы.

Сила вердиевского «Трубадура»  — в  его недосказанности, ореоле тайны, которой овеяны персонажи и  перипетии многослойного сюжета. Колдовство старой цыганки, ее  страшная смерть на  костре от  руки Ди  Луна-старшего, похищение и  псевдогибель маленького Манрико  — все это в  опере скрыто занавесом времени и  приоткрывается лишь косвенно  — в  рассказах Феррандо и  Азучены. Так герои и  публика могут представить, домыслить происходившее, но  не  увидеть его своими глазами  — именно на  этом держится сверхинтрига действия.

Майзель  же разрушает историческую надстройку и  визуализирует прошлое. Он  выводит на  подмостки призраков сожженной ведьмы, почившего от  горя отца Ди  Луна и  открывает все карты еще до  начала событий. На  старте вечера из  правой кулисы выплывает мертвая колдунья. Ее  дикий, натуралистичный крик заглушает и  роковое тремоло ударных, и  последующее оркестровое тутти, срежиссированные дирижером «Новой Оперы»  Василием Валитовым . А  драматичный мини-форшпель (полноценной увертюры в  опере нет) становится огненным в  буквальном смысле слова. Под неумолимую поступь струнных и  духовых языки пламени на  заднике сцены поедают женщину. Прием, придуманный видеохудожником Данилом Герасименко ,   эффектный , , но  все  же не  оперный. Пестрая  картинка  в  будущем оказывающаяся визуальным лейтмотивом спектакля, отвлекает от  тембровой звукописи   (в  частности, затаенного мотива судьбы у  валторн) и  напоминает кадр из  малобюджетного хоррора, где несчастную жертву сжигают на  костре.

Сила вердиевского «Трубадура»  — в  его недосказанности, ореоле тайны, которой овеяны персонажи и  перипетии многослойного сюжета  (на фото показ 2017 года) Фото:  art16.ru

По  ходу действия призрак с  воздетыми руками продолжает бродить в  глубине сцены, охраняя Манрико в  тюрьме, подслушивая монологи Феррандо и  Азучены. Исповедь цыганки Герасименко иллюстрировал шествием ее  матери на  казнь, изобразив старуху с  палачами на  экране в  виде теней. Зачем это понадобилось, учитывая зримый текст рассказа и  удачно подобранных артистов, непонятно. Меццо Мариинского театра Елена Витман (Азучена) как носительница живой интонации и  рельефного жеста в  красках раскрыла детали кровавой мести. А  солист ГАБТа  Михаил Казаков  (Феррандо) виртуозно пропел ее  предысторию. Его сочный бас сверкал и  звенел, а  колоратуры отскакивали от  стен зала словно горошины.

Очевидно, Майзель хотел сделать действие оперы более понятным для зрителя, о  чем говорил перед премьерой. Да, с  его подсказками можно сосредоточиться на  любовной драме Манрико, Леоноры и  ди  Луна, не  думая кто кому и  за  что мстит. Однако таинственное очарование истории, увы, размывается. Как и  мрачный колорит средневековой Испании. Художник Виктор Герасименко попытался его сохранить, сочинив величественный многофункциональный замок с  темными арками, башнями и  решетчатыми окнами: это и  богатые хоромы графа ди  Луна, где начинается действие, и  стена у  леса, где прячутся цыгане, и  монастырь, куда собирается уйти Леонора, и  замок Кастеллор, где пленный Манрико хочет обвенчаться с  возлюбленной. Но  сценография вступает в  стилевой конфликт с  разработками Виктории Хархалуп , одевшей героев в  струящиеся платья и  военные мундиры конца XIX столетия. То, что режиссер мыслил действие оперы именно там  — выясняется только из  буклета спектакля. А  лицезреющие «Трубадура» без допматериалов лишь гадают, когда разворачивается действие.

Упрощают драму и  грешащие однообразием мизансцены. Леонора в  каватине-признании несколько раз пересекает сцену по  диагонали. Заложники любовного треугольника в  терцете ходят по  кругу, неизменно возвращаясь к  исходным позам. А  Азучена во  время рассказа почти не  отходит от  своего костра с  котелком. Это при том, что пространства для движения героям сценограф дает достаточно: кроме замка костра на  сцене ненадолго возникают лишь компактный фонтан, цыганская печь-наковальня, обеденные столы и  пара повозок.

Марина Нерабеева  (на фото показ 2017 года) Фото:  art16.ru

Минимализм декораций здесь пришелся вполне к  месту. «Трубадур», прежде всего  — блестящий парад арий, ансамблей, хоров, а  значит и  артистов. Недаром Верди считал, что для успеха его оперы нужны всего 4 вещи: высококлассные тенор, баритон, сопрано и  меццо. Победу в  виртуозных вокальных поединках ожидаемо одержал Владислав Сулимский . Амбициозного графа ди  Луна лирический баритон Мариинки превратил в  трепетного, нежного любовника. Чего стоят одни его роскошные длинноты в  соло перед похищением Леоноры (II  акт). Или полетные фиоритуры в  их  совместном дуэте (IV  акт). Но  и  в  качестве непримиримого соперника Сулимский хорош. Его насыщенные грудные низы в  эпизодах дуэли и  пирушки заполнили всю сцену, вызвав заслуженные овации.

Интересно было услышать на  «Шаляпин-фесте»  Ивана Гынгазова . Кастинг-менеджеры театра рассказывали в  интервью, что «охотились» за  этим артистом несколько  лет. Действительно, зычный голос тенора «Геликон-Оперы» вкупе со  внешностью Аполлона привлекают, но  в  роли Манрико он  местами грубоват. В  воинственной кабалетте, где герой спешит на  помощь матери или предфинальном дуэте с  Леонорой, где обвиняет партнершу в  измене, его пронзительные звуки-стрелы уместны. Но  в  лиричных объяснениях с  возлюбленной в  саду и  у  алтаря хочется более интимного тембра и  тонкой фразировки.

Все это красиво экспонировала Марина Нерабеева . Тяжеловатые пассажи наверху солистка «Новой Оперы» компенсировала деликатным piano и  mezzo forte в  среднем регистре, а  так  же эстетичным вибрато. Порадовала сопрано и  убедительной актерской подачей, сыграв скромную, жертвенную герцогиню. Однако сверх героем вечера, безусловно, стал хор ТАГТОиБ. Подопечные  Юрия Карпова   продемонстрировали впечатляющую вокальную технику, то  расслаиваясь на  полифонические группы (у  монастыря), то  выступая как единый инструмент (у  часовни после сорвавшейся свадьбы Леоноры и  Манрико).Подобный успех хора  — уже не  первый на  Шаляпинском фестивале, любопытно посмотреть коллектив и  в  более экспериментальном репертуаре. Дай бог, возможность представится.

Читайте также: